«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

не может оказывать услуги моей жене, которой необходима постоянная помощь, а также и для устройства домашних дел прошу местный комитет разрешить мне 10-дневный отдых, который мне нужен и необходим»[1450]. Как правило, такие прошения не удовлетворялись.

Не лучше обстояли дела с обеспечением кадрами и в ветеринарии. К примеру, Могилёвское губернское земское собрание приняло следующее постановление: «Из-за призыва в действующую армию ветеринарного врача, заведующего Шамовским ветеринарным участком, и ветеринарного фельдшера, который находится в его распоряжении, участок этот пришлось срочно ликвидировать, причём медикаменты переданы были в распоряжение Мстиславского ветеринарного врача, а хирургические инструменты и другое имущество находятся опечатанными на сохранении в Шамовском волосном правлении. Поскольку теперь найти другой персонал для обозначенного участка не представляется возможным, то губернское управление, не внося на содержание этого участка никаких ассигнований по смете на следующий год, решила Шамовский уездный ветеринарный участок оставить закрытым до окончания войны»[1451].

Во время проведения призывных кампаний на белорусских землях нередкими были случаи вооружённых выступлений новобранцев и призывников. Причём, они имели как социально-классовый характер, так и несли в себе определённый стихийный элемент. В преддверии проведения мобилизации все силы жандармерии и полиции приводились в полную боевую готовность. Правительственные учреждения и имения помещиков, находящиеся вблизи путей пересылки новобранцев, брались под усиленную охрану полиции. Команды мобилизованных отправлялись с призывных пунктов только в сопровождении жандармов[1452].

Но, несмотря на принятые меры, только во время проведения первых мобилизаций, с 19-го по 25-го июля 1914 г., в Беларуси было разгромлено около 60 помещичьих имений и усадеб зажиточных крестьян, десятки винных и продовольственных магазинов и складов. В той или иной степени эти волнения охватили 20 из 35 белорусских уездов [1453]. Крестьяне массово отказывались предоставлять подводы для доставки призывников к железнодорожным станциям.

Само информирование новобранцев о целях и задачах войны было на низком уровне. Преимущественное большинство солдат считало, что: «…какие-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, и поэтому австрияки хотели обидеть сербов»[1454]. Многие призывники говорили следующее: «Если б мне знать, в чём дело, из-за чего народы, такие мирные, перебились. Не иначе, как из-за земли»[1455].

В некоторых местах новобранцы вступали в стычки с полицией, избивали офицеров, что сопровождали партии мобилизованных[1456]. Самым крупным и резонансным было выступление солдат и матросов 22 и 26 октября на Гомельском пересыльном пункте в 1916 г. Оно произошло в первую очередь под влиянием революционной пропаганды членов Полесского комитета РСДРП(б) и солдат-большевиков, которые акцентировали внимание на военных поражениях, тяжёлом положении тыла, издевательствах со стороны офицерского корпуса. Несмотря на то, что в этом выступлении приняли активное участие около 4-х тысяч человек, оно было жестоко подавлено: 9 человек приговорены к смерти, остальные отправлены на каторжные работы или в арестантские подразделения на различные по длительности сроки.

Наиболее почувствовали на себе негативные последствия призывных кампаний владельцы помещичьих имений. Целая волна разгромов усадеб мобилизованными на войну крестьянами прокатилась по Мозырьскому, Игуменскому, Минскому, Гомельскому, Речицкому, Лепельскому и иным уездам Беларуси[1457]. Согласно рапорту мозырьского уездного исправника минскому губернатору от 29 июля 1914 г. в уезде за непродолжительное время мобилизованными были разграблены следующие имения: Буда-Софиевка, Михалки, Люденевичи, Букча, Юзефин, Большой-Боков, Прудки, Санюки[1458].

При подавлении выступлений призывников царские власти не гнушались применять самые жестокие меры. Активно работали военно-полевые суды, в районы беспорядков отправлялись карательные отряды, которые использовали огнестрельное оружие. Наиболее активные участники солдатских выступлений по приговорам военно-полевых судов были казнены[1459]. Наблюдались и массовые дезертирства. Из телеграммы начальника Жлобинского гарнизона Военно-революционному комитету узнаём, что «… из Жлобина с оружием в руках убежала большая часть II– го Лабинского казачьего полка»[1460].

Многочисленные выступления призывников вынудили военное ведомство более детально и ответственно подходить к формированию контингента новобранцев. Уездные военные чиновники начали интересоваться прошлым будущего солдата, его участием в политических партиях и организациях. За недостатки в проведении призывной кампании и возникновение протестных настроений непосредственную ответственность несли и губернаторы прифронтовых губерний. Это вынуждало их принимать различные дополнительные меры. К примеру, в сообщении Минского губернатора начальникам полиции указывалось на необходимость «… дополнительной проверки политической благонадёжности новобранцев, призванных в войска гвардии и 1-й железнодорожный полк»[1461].

Выступления призывников вынудили гражданские и военные власти пойти на решительные меры по предотвращению массового антивоенного движения. Согласно с обязательными постановлениями Витебского губернатора и Главного начальника Двинского военного округа, изданными 15 августа 1914 г., воспрещалось «… распространять какие-не будь сведения и сообщения, что выражают враждебное отношение к правительству или содержат в себе выражение оскорбления или враждебности к русской (или иной) народности, которая населяет империю» [1462]. Кроме того, нельзя было сообщать в печати фамилии тех, кто проводил аресты или обыски у населения. Владельцы фабрик, заводов, торговых предприятий и учреждений обязаны были вести подробный список, где указывались фамилии и имена служащих, их возраст и место жительство. Виновные в нарушении этого постановления подвергались в административном порядке денежному штрафу в размере до 3-х тысяч рублей или аресту в тюрьме или крепости на срок до 3-х месяцев.

Жандармы обязаны были на постоянной основе предоставлять сведения о настроениях местного населения в губернские жандармские управления и в департамент местной полиции. В своём циркуляре министр внутренних дел Н.А. Маклаков потребовал от Минского губернатора «…самым внимательным образом относиться к настроениям населения и ко всем проявлениям общественности. Ради поддержания порядка, так необходимого во время войны, – приказывал Н.А. Маклаков, – прошу не допускать никаких демонстраций и шествий. Всякие беспорядки должны быть остановлены в самом начале, а толпы рассеяны. В случае незначительного сопротивления толпы решительно принимать меры, включая применение, согласно с существующими правилами, оружия»[1463]. По первому требованию полиции местное население обязано было незамедлительно закрывать «… окна, балконы, ворота и калитки домов, а так же торговые и промышленные учреждения» [1464]. В обществе преобладала напряжённая атмосфера, полная всеобщей подозрительности и недоверия.

16 января 1915 г. жандармский унтер-офицер из местечка Скидель сообщал помощнику начальника Гродненского жандармского управления в Гродненском, Слонимском и Волковысском уезде об антивоенных настроениях местного населения и солдат: «…между населением и солдатами (ополченцами) выказывается неудовольствие настоящей войной, а именно бедняки, население возмущаются дороговизной, солдаты ж между собой высказываются таким образом, что война хоть и окончиться в пользу России, но кто служил до войны батраком у помещиков, тот будет батраком и после войны»[1465]. Солдаты не желали подавлять антивоенные настроения местного населения, особенно среди крестьян[1466].

Режим исключительных законов и отсутствие достоверной информации